Многие из нас действительно ведут себя, как овощерезки.
Или хлеборезки… или мясорубки… все зависит от меню.
Интернет пестрит мемами и смешными видео на эту тему. Однако это «уже совсем не смешно». Переедание очень вредно для здоровья, которое нам сейчас нужно в полном объеме. Резкий набор веса разрушает образ себя – красивой (красивого), здоровой, успешной, любимой. Это и зависимое, и аутоагрессивное поведение… И с ним пора бороться.
Резкое снижение социальных контактов, почти изоляция, ощущение себя скованным, запертым, постоянная тревога – все это способствует глубокому регрессу. И вот мы превращаемся в младенцев, крепко вцепившихся в материнскую грудь. Или бутылочку со смесью. Кому как повезло… И сосем, сосем, сосем – и пока сосем, чувствуем себя в безопасности.
И чтобы прекратить это безобразие, нужно прежде всего понять, какую именно задачу мы решаем таким псевдомладенческим способом. Вариантов тут достаточно много, однако они, на мой взгляд, делятся на две основные группы:
Жир может осуществлять роль границы между собой и миром, которую иначе простроить не получается. Мы можем чувствовать себя уязвимыми, проницаемыми, хрупкими. Нам может быть трудно отделять Я от не-Я, и тогда жировая прослойка служит заменой личностным границам, охраняет нашу идентичность. В нее можно закутываться, как в теплый халат, она будет защищать от враждебной среды, в которой «бродит» коронавирус.
Жир можно использовать, чтобы увеличить свою значимость в глазах окружающих, стать для них более видной и слышной. Чаще всего это срабатывает в детском возрасте, когда истинное "я" ребенка игнорируется родителями. И в попытке сделать свое мнение более весомым, используется реальный, физический вес. И сейчас, когда мы под влиянием карантина вновь чувствуем себя маленькими и уязвимыми, мы можем раздуваться, подобно индюку, с помощью лишнего веса.
Полнота может подпитывать нашу фантазию о возвращении во внутриутробное состояние. Зачастую травматичные роды, усугубленные неудовлетворительным контактом с матерью в первые месяцы жизни, вызывают у младенца фантазии о возвращении во внутриутробное состояние. И эти фантазии, вместе с гипертрофированной потребностью в идеализации, сохраняются во взрослом состоянии.
При возникновении ситуаций, подобных сегодняшней и актуализирующих параноидные младенческие тревоги, эти фантазии могут быть символизированы на уровне тела в форме избыточного веса, создающего иллюзию пребывания во чреве матери. Жировые отложения окутывают, укачивают тело, защищают, отделяют его от внешнего мира, подобно околоплодным водам. И возвращают утраченное при рождении чувство безопасности.
Если мы хотим именно есть, непрерывно есть, а полнота является лишь побочным эффектом этого занятия, а не его целью – то это уже совсем другая история. Это история Отношений и Тревоги.
С тех самых пор, как мы родились на свет и наши отношения с миром начались отношениями с материнской грудью, еда символизирует для нас и канал связи с матерью, и материнскую любовь, и саму мать.
Четыре базовых страха, которые испытывает каждый человек и которые лежат в основе любой тревоги:
Легко заметить, что связь с матерью или просто ее присутствие рядом гасит любой из этих страхов. И когда мы начинаем есть – бессознательное считывает это как пребывание в ранних материнских объятиях, и наши тревоги уходят. Причем это работает как с невротическими тревогами, так и со вполне реальными страхами, порожденными пандемией.
Бывает и по-другому.
И тогда еда становится способом наполниться смертью. Причинить себе боль, вред, уничтожить себя.
И тогда приступы булимии нужно интерпретировать как суицидальные импульсы.
Или как замену известной болью (перееданием) – другой боли, душевной, невыносимой для переработки.
Или, если ребенок на протяжении всего детства использовался как контейнер для материнской агрессии по отношению к другим членам семьи, перерабатывал ее и переполнялся виной за свои чувства – тогда булимия, как возможность переполниться и испытать за это вину, будет способом оставаться в привычной эмоциональной структуре.
Так переедание становится аутоагрессивным, или аутосадистическим, действием. Способом символически напасть на мать внутри себя. Мать-врага, мать-предательницу. Мать-родину, которая покинула нас, оставила наедине с эпидемией-бедой. Этому способствует ассоциативная связь нашего тела и матери – ведь когда-то мы реально были частью ее тела, мы из него вышли…
Существует связь между перееданием и завистью, особенно завистью вытесненной. Завистью, которую мы не признаем. Не признаем потому, что нас научили – «зависть плохое чувство». Потому что зависть свидетельствует о наших дефицитах, о том, что у нас нет чего-то желанного и важного. А у других – есть. И это обидно…
Мы завидуем, когда чувствуем себя маленькими, беспомощными, незначительными, невесомыми. Пустыми. Когда много боли, неопределенности, тревог, а готовых решений для выживания нет. Как у несчастных младенцев, которые попали в незнакомый для них мир. А еда (материнское молоко) может нас наполнить, придать веса, успокоить, «занавесить» нашу зависть по отношению к большим идеальным взрослым. Которые где-то, наверное, есть, и которые знают, как разбираться со всем этим дерьмом.
И мы едим, потому что еда позволяет забыть о необходимости искать новые стратегии, новые способы жить в новом мире.
Нам пора понять, что мы не «заедим» пандемию.
Мы ее можем только пережить, переработать.
Съесть и переварить, а не заесть.
Съесть, переварить и отправить продукты жизнедеятельности по назначению.
И встретить окончание карантина спортивными, подтянутыми и мобилизованными.
1000 баллов рейтинга
Показ вашей анкеты в блоке «Сайт рекомендует»
Голосовые ответы
Видео-ответы
