Анализ психосоматики или детский психоанализ?

В чем разница между психосоматическим функционированием и психологической защитой с помощью соматизации?

Соматизация – такая же психологическая защита, как любая другая. И вы будете работать с ней, как с любой другой. У невротика – интерпретировать и расшатывать. Пограничного пациента – укреплять и доращивать до более «взрослых защит». И болезнь будет уходить вместе с необходимостью в ней как в защите.

Если же речь идет о психосоматическом функционировании, о болезни как о способе жить, ситуация принципиально меняется.

Итак, вы заболели и функционируете по-другому, патологически.
Ваши возможности во взаимодействии со внешним миром ограничены. Максимальное количество сил уходит на взаимодействие с телом. Либидо инвестируется в больной орган, а не в объекты. Само тело функционирует как переходный объект.

Безусловно, истоки соматизации нужно искать в ранней истории пациента.
Здесь безусловно присутствует пережитый опыт боли, составляющей незаживающую нарциссическую рану. Нередко обнаруживаются в истории переживания, которые Ференци называл «смешением языков взрослого и ребенка», и приводят к интранарциссическому расщеплению, которое противопоставляет процессу регрессии некую травматическую прогрессию. В этой травматической прогрессии узнается концепция недоношенного Я М.Фэна.

Проще говоря, наши пациенты когда-то преждевременно обрели ряд психологических реакций взрослого человека, стали «маленькими старичками». Здесь можно говорить об «интериоризации негатива» А.Грина, при которой естественный ход развития психики, обусловленный принципом удовольствия, нарушается, и психика начинает ускользать от моделей поведения, продиктованных положительным опытом. То есть вместо стремления к получению удовольствия психика стремится туда, где привычно плохо.

Такая необходимость в сверхраннем взрослении приводит к тому, что формируется жесткое, крайне ригидное массивное Суперэго, оно состоит из фактически проглоченных,  не интегрированных интроектов значимых взрослых. Жесткое Суперэго не дает Эго формироваться. Не отдает контроль. Не дает ребенку взрослеть, поглощает его.

И когда к вам приходит такой пациент, то вы видите перед собою ребенка, погребенного под грудой жестких интроектов. И именно это Суперэго и предъявляется вам изначально как вся личность. И выглядит эта личность потрясающе правильной и патологически здоровой. С неизвестно откуда взявшейся серьезной болезнью.

Логика соматизирующего субьекта, возможно, идет вразрез с принципом удовольствия, потому что пренатальная травма нарушает базовое представление, саму идею удовольствия. Их блаженство это не комфорт, счастье и безопасность, а «американские горки» между жизнью и смертью.

Необходимость справляться с пренатальной травмой «запускает» психику раньше времени, когда она еще не готова функционировать. Если ребенка вынуждать ходить, когда кости еще недостаточно окрепли, они могут деформироваться и сформироваться неправильно. Если слишком рано встать на ноги после серьезного инфекционного заболевания, сердце может не выдержать нагрузки, к которому оно еще не готово, и оказаться серьезно поврежденным.

Психика, активированная в пренатальном состоянии, развивается по своим, болезненным законам. В частности, ребенок не выходит здоровым образом на фазу практики, всемогущества.

В благоприятных условиях на этой стадии формируется ощущение «Я могу все». В нашем случае речь идет о формировании установки – Всемогущественная преследующая мать может все. И я могу все, пока подчиняюсь ей. Без нее я ничего не могу, ее утрата или немилость означает смерть. Выполнение требований суперэго становится важнее собственной жизни. Ибо невозможно почувствовать собственную ценность, невозможно по-настоящему ощутить себя встроенным в реальность. Ты все время как будто просачиваешься в жизнь исподтишка, пока мама не видит.

В результате внутренние объекты не формируются, возможно только интроецирование внешних. Зачастую именно болезнь становится для таких людей первым опытом формирования объектных отношений.

Через переживание всемогущества формируется взрослая часть, Эго, основа, к которой восстанавливается человек после соматизации. Выздоравливает. Родившийся в состоянии распада, не переживший собственное всемогущество, интроектирующий для этого садистическое ригидное суперэго, регрессирует к состоянию распада (заболевает или умирает). Нужно искать опоры для психической реорганизации, превращения в другого человека. Нужно выстраивание параллельной системы функционирования.

Также очень важно понимать, что терапия психосоматического пациента – это, по сути, детский анализ. Во-первых, потому что перед вами родитель и ребенок. Родитель оплачивает анализ и считает себя вправе требовать, чтобы вы «исправили» его чадо и сделали его снова тихим и послушным. Анализ же направлен на формирование зрелой идентичности ребенка, на его сепарацию и, в символическом смысле, убийство родителя. Только в нашем случае оба эти персонажа – перед вами в одном лице вашего пациента.

Поэтому на начальном этапе терапии будет очень полезна просветительская работа, раскрытие основных понятий и теорий психоанализа и понимание того, что эта работа направлена на снижение тревоги СуперЭго. Проще говоря, мы «забалтываем» его, убеждаем в том, что ребенок занят безопасным хорошим делом и можно расслабиться и отвлечься.

И одновременно работать с детской частью в техниках детского анализа. Ведь Эго-то практически нет, и техники, рассчитанные на взрослого, применять просто не к кому. Установление контакта замечательно описано Анной Фрейд в книге «Теория и практика детского психоанализа».

Рассмотрим еще раз мои приемы. Я обещаю маленькой девочке, что она выздоровеет: при этом я исхожу из тех соображений, что нельзя требовать от ребенка, чтобы он пошел по неизвестной ему дороге с незнакомым ему человеком к цели, в которой он не уверен. Я исполняю его очевидное желание зависимости от авторитета и уверенности в успехе. Я открыто предлагаю себя в союзники и вместе с ребенком критикую его родителей. В другом случае я веду тайную борьбу против домашней обстановки, в которой живет ребенок, и всеми средствами домогаюсь его любви. Я преувеличиваю опасность симптома и пугаю пациента для достижения своей цели. И, наконец, я вкрадываюсь в доверие к детям и навязываю себя им, хотя они уверены, что отлично могут справиться и без меня.

И дальше мы пойдем по пути создания сказок как продолжения толкования сновидений, использования арт-терапевтических техник, игры. На этом этапе будет преждевременна интерпретация переноса и очевидна польза выдерживания агрессии

Использование арт-терапевтических методов оказывается эффективным не только в качестве «языка», на котором происходит общение с бессознательным, но и как способ замены тела в качестве переходного объекта другим, внешним, созданным самим пациентом переходным объектом. Таким образом мы снижаем риск повторной соматизации конфликта, над которым работаем.