Самые ранние стрессы, а возможно, и первые психологические травмы мы получаем еще в раннем детстве, но чаще всего мы их не помним, хотя, возможно, они оказывают очень сильное влияние на весь процесс развития нашей психики. Мы не помним об этих полученных травмах хотя бы потому, что еще не умеем говорить, наша паять становится устойчивой только к тому моменту, когда мы овладеваем какими-то средствами запоминания: словами, речью, образами, способностью выявлять какие-то поведенческие схемы и алгоритмы.
Разобраться с тем, как развивается психика в самый ранний период нашего развития и понять, какое влияние на нашу психику могут оказывать ранние психологические травмы, мы можем, наблюдая за младенцами и детьми. Все знают, что дети капризничают, плачут или даже истошно кричат, но мы не знаем, что при этом происходит у них в душе, каким образом обрабатывает происходящее их разум. Однако некоторые события могут давать нам подсказки, и на основании их наблюдения и анализа мы можем выстраивать какие-то «гипотетические концепции».
Не так давно я стал свидетелем одного события. Мама вышла с маленькой девочкой (возраст – год или чуть меньше года) из кафе. Но потом вспомнила, что что-то забыла в помещении, и поставим коляску на тормоз, побежала обратно. В этом кафе были большие витринные окна и стеклянные двери, поэтому мама видела свою дочь. Но дочка сидела пристегнутая к коляске лицом к улице и не видела, что происходит. Она только поняла, что мама куда-то убежала, оставив ее одну.
Девочку охватил страх, и она стала как бы погружаться из одного состояния в другое. Сначала страх вызвал у нее ощущение беспомощности и отчаянья. Она начала отчаянно плакать. Потом она стала делать попытки как-то преодолеть свой страх, как-то справиться с ситуацией, ее личико исказилось отчаянной злостью, и она начала гневно кричать «Мама! Мама!». Похоже, что она еще не умела произносить других слов, кроме «мама» и «дай».
И далее в течение нескольких минут девочка как бы погружалась в два разных, но одинаково эмоционально и энергетически заряженных состояния: «неистового отчаянья» и «неистовой злости». Она отдавалась этим состояниям всей душой, настолько сильно, что ничего не видела перед собой.
Я помахал рукой маме, та выскочила из кафе, схватила дочку на руки и пошла, прижимая ее к груди и приговаривая: «Ну что-то милая, что-ты глупышка! Мама же с тобой, я просто отошла! Я тебя не бросила!»
Так получилось, что в скором времени я работал с одной девушкой, которая жаловалась, что после того, как стала вместе жить со своим молодым человеком, она заметила, что часто начала проваливаться в какие-то очень сильные и тяжелые эмоциональные состояния, в которых она вела себя как «глупая истеричка». Ее молодой человек работал удаленно из дома, и когда возникала необходимость, он вставал, говорил, что ему нужно поработать и уходил в соседнюю комнату, закрывая за собой дверь. Девушка говорила, что в такие моменты ей вдруг становилось необычайно обидно и страшно, она иногда просто не знала куда себя деть.
Но особенно страшно ей становилось, когда молодой человек был вынужден уходить куда-то по работе из дома. Ей в такие моменты становилось не просто страшно, а ее просто охватывали какие-то обида и гнев. Она могла вдруг осознать себя в состоянии, когда она зло выговаривает своему партнеру, что он мог бы уйти на работу и попозже, что он ее просто бросает … и так далее. Эта девушка не сразу поняла, что является триггером, вызывающим такие состояния. Ведь когда они выходили из дома на работу или по делам вместе, она была абсолютно спокойна, даже если они разъезжались по разным местам.
Оказалось, что спусковым крючком были определенные слова молодого человека. Он, видя, что она начинает нервничать, подходил к ней, обнимал и немного шутливым, ласковым и виноватым голосом говорил: «Ну что-ты милая, что ты дурашка, я же иду на работу, мне нужно работать, я часа через три вернусь и мы проведём вечер вместе». Триггером оказался этот виновато-ласковый и заискивающий тон. Именно он вызывал в психике девушки состояния отчаянья или злости. Возможно, именно так с нею разговаривала в раннем детстве мама, когда оставляла ее одну.
Мы часто отмечаем некоторые базовые эмоции, которые могут почти на инстинктивном уровне срабатывать в нашей психике, это страх, ярость, гнев, неистовое отчаянье. Возможно, они отчетливо и ярко появляются в нашей психике даже раньше таких позитивных эмоций, как радость, восторг или таких состояний как ощущение удовлетворенности, спокойствия и безопасности. Дети могут довольно-таки быстро переходить из одного интенсивного эмоционального состояния в другое. Но мы можем предположить, что при определенных обстоятельства эти переживания могут как бы инкапсулироваться и превращаться в устойчивые психические состояния, которые потом вытесняются из сферы сознания.
Согласно концепции Льва Выготского о развитии «высших психических функций» и логики формирования нашей психики, можно сказать, наша память, мышление и понимание начинает активно развиваться, когда мы начинаем использовать в своей самоорганизации какие-то внешние средства: слова, речь, жесты, интонации и различные способы выражения своих эмоций, а также понимания чужих.
И получается, что эти состояния оказываются для детей как бы одними из первых средств опосредования своего взаимодействия с миром. Потом, на базе этих первых алгоритмов поведения выстраиваются какие-то новые более совершенные и оснащенные более широким набором средств навыки поведения и коммуникации, а также то, что Выготский называет «высшими психическим функциями».
Чем сильнее и чем более неистовыми были эти первые устойчивые психические состояния, тем с большей вероятностью они оказываются вытесненными из сферы сознания, устранены с тех уровней, на которых функционируют уже более совершенные алгоритмы мышления и переживаний. И это приводит к тому, что если такие переживания все-так прорываются наружу и захватывают душу ребенка, то они превращаются в одни из первых диссоциативных состояний, с которыми он сталкивается в своей жизни.
У меня есть серия статей с описанием того, как в любовных отношениях, особенно когда люди начинают жить вместе, в их психике могут просыпаться разные психологические травмы и вырываться наружу устойчивые психические состояния, которые порой целиком захватывают и голову, и душу человека. Выше была описана история девушки, которая впадала в неоправданный гнев, когда ее молодой человек оставлял ее одну в доме.
Любовь предполагает не только телесное, но и духовное и психологическое слияние. Для многих людей влюбленность – это состояние такого единения и счастья, которое у них было только в раннем детстве, когда они чувствовали единение и душевное слияние со своей мамой. Для некоторых чувствительных натур такое единение с любимым или любимой позволяет погрузиться в те счастливые состояния, в которых люди могли пребывать, наверное, только в детстве.
Но детство бывает разным, и в детстве у нас могли быть не только счастливые моменты. Иногда погружение в детство способствует прорыву наружу и таких диссоциативных состояний, которые мы описывали выше. Психологическая практика показывает, что очень много семей и отношений разрушились как раз по причине того, что люди не смогли справиться с таким неведомо откуда взявшимися состояниями, с которыми они были не в состоянии совладать, а их партнеры оказались не готовыми их терпеть и прощать (тем более, что у партнеров моги оказаться в загашнике и какие-то свои состояния и комплексы устойчивых переживаний).
Как уже говорилось выше первые психические травмы и ситуации, в которых зарождаются первые сильные диссоциативные состояния, мы обычно не помним. Это происходит по причине того, что у нас еще просто нет каких-то инструментов и средств удержания всего этого в памяти. А психика маленького ребенка устроена так, что он очень быстро перескакивает из одного душевного состояния в другое. То есть процессы вытеснения, подавления и диссоциативные защиты у детей срабатывают почти автоматически.
Это приводит к тому, что в случае выявления корней тех психологических травм, которые требуют своей проработки при взаимодействии психолога с обратившимися к нему людьми, мы можем не иметь возможности до чего-то докопаться при помощи пустого апеллирования к ранним воспоминаниям. Человек может быть просто не в состоянии что-либо вспомнить. У человека также часто может не быть возможности выразить имеющиеся переживания на языке слов и даже образов, так как эти переживания могли зародиться в тот период, когда он еще не умел себя выражать ни словами, ни жестами, ни метафорами, ни образами.
И тут возникает вопрос о том, а как же тогда мы можем как-то выявить и осознать, а тем самым подчинить своей воле, те сильные эмоциональные психические состояния, которые врываются в душу из глубин психики и блокируют разум и сознание? В случае с нашей девушкой мне просто удалось сопоставить ее состояние с состоянием том маленькой девочки, которая впадала то в неистовое отчаянье, то в состояние требовательной злости. Опираться только на свой опыт и наблюдения психологи не могут, тут стоит искать и какие-то другие методики и средства.
Логично было бы предположить, что прорыв наружу детских диссоциативных состояний психологи могут наблюдать в случае возникновения у их клиентов психологического переноса, например, когда клиент переносит на психолога свои детские переживания, связанных с матерью. Но только в таком случае также может оказаться бесполезным сделать такие состояния полностью осознанными. По факту мы можем просто наблюдать, что человек вдруг начинает впадать в состояние неистового отчаянья или немотивированной злости на психолога. В таких случаях мы можем только допустить, что возможно, человек оказывается во власти своих «доречевых» и «дословесных» диссоциативных состояний.
Эти состояния могут вырваться наружу по причине того, что в ходе работы аналитик и его клиент слишком близко подошли к каким-то древним воспоминаниям. Или же в поведении или словах психолога присутствовало что-то такое, что было свойственно родителям его клиента. Это могут быть и слова, и жесты, и интонации или способы выражения эмоций. Например, такие слова и действия психолога, которые клиент может воспринять как отвержение.
Ранние детские диссоциативные состояния – это интенсивный поток бессловесных эмоций, которыми очень трудно управлять, и которые, по этой причине, могут быть очень разрушительными. Ну тогда к этому психологу стоит быть хотя бы готовым, так как при переносе, все это может быть направлено на него.
Получается, что самые ранние и самые сильные психические состояния, те, на почве которых и вокруг которых потом выстраивались все более «взрослые» психологические защиты и алгоритмы поведения, мы можем сделать осознанными и как-то объяснить только посредством выдвижения гипотез и «предположительных концепций».
1000 баллов рейтинга
Показ вашей анкеты в блоке «Сайт рекомендует»
Голосовые ответы
Видео-ответы
