Праздник непослушания. К чему приводят детские решения быть паинькой

«Вон, видишь, какие маленькие окна, да еще с решетками? Вот сдам тебя в интернат, бесстыдница!».

Мамин голос звучал откуда-то издалека, сверху, большой и сильный. Злющий такой голос. Жанна его слышала, как будто сквозь туман и вату, поскольку голубые ее глазки заволокло слезами, а носик хлюпал, было мокро. В висках стучали молоточки, а руки стали вдруг такие  вялые и влажные от страха. В ушах как вата.

Это невозможно слышать. Уж лучше через "вату", это не так больно. Наверное, опять придется идти к врачу промывать уши... чтобы не быть "глушней" и снова "не витать в облаках".

Но это еще полбеды. Именно сейчас утереться Жанне было нечем. Она опять оставила платочек дома, она «неслушница», она опять ревет, как  «стыдобища, распустила сопли до нижней губы», опять взяла с собой того медведя, который «страшное позорище».

Одной рукой она держала Мишку, другой рукой цеплялась маме за подол. Ревела. Распускала слюни. И нюни. Некрасиво. Но страшно же. Какой там интернат? С решетками?? Ой, маааамочки… не нааада…

Надушенный мамин платочек сердито прошелся по лицу девочки, зло вытерев «сопли-слюни», размазав их по Жанниным щекам. Два раза шмыгнув, девочка пошла тихонько рядом.

Подальше от решеток только отойти, а то ведь кто там знает, какие страшности творятся за ужасными стенами. Наверное, там хуже даже, чем в садике. Так в садик водят только днем, а интернат… это серьезно. Раз мама водит в садик, кто же ей мешает отдать в тот страшный «интернат»? Мама сказала, что там полно таких плохих детей, как Жанна. И это - навсегда.

И сердце бухнулось в желудок. Коленки подкосились, еще хорошо, что Жанна вспомнила, что на ней новые колготы, и испачкай она их в эту минуту ...страшно подумать, что будет. Маленькое тельце резко выпрямилось, одеревенев. Стойкий оловянный солдатик. Так-то лучше. Ать-два!

Ей срочно надо исправляться, видимо. К тому же… к тому же еще старший брат. Ему-то как угодить? Он заставляет Жанну кушать все до дна. Невкусное. И много. Сидит с ней рядышком на табуретке, когда она, давясь слезами, не может проглотить кусок. Но брат стращает мамой, мол, расскажу как ты себя ведешь, не выйдешь ты из-за стола, пока не съешь. С полной тарелкой - только в  интернат.

Вот почему так? Брату интернат не страшен. Его-то никогда не отдадут. А Жанну... Жанну - запросто. Несправедливо. Страшно. Жутко. Обидно. Стыдно. Больно. Очень много как.

И Жанна давится. Глотает, сдерживает рвоту. Однажды братец вывалил еду «за шиворот». И так и было… Жанна думала, что это шутка, пока холодная и склизкая овсянка не потекла по голому животику и спинке.

Что тут и говорить, что Жанна выросла послушной. Точнее, нет, не так. Теперь, став взрослой, она понимает, что все угрозы от родных и все «предьявы» какие то …необоснованные, что ли. Границы ее нарушающие, ее покой. Но… как та навсегда обученная бегу цирковая лошадь, молодая женщина привычно делает все так, чтоб быть «хорошей». Привычка. Да уж. Это как «вторая натура».

В случае с Жанной – первая «натура». Ведь под угрозой была ее Безопасность. Малявку отдадут, куда хотят, а значит, как котенка, вышвырнут за дверь. Откажут ей от дома, от еды, от крова, от любви в том случае, если она окажется «неслушницей». Брат будет пачкать ей одежду, хохотать над ней, держать ее на табуретке, обещая привязать, если она не будет есть.

Единственный шанс выжить(!) - это слушаться. Капризничать нельзя, реветь нельзя. И выбирать еду - нельзя. Поэтому даже сейчас Жанна поступает так, как будто выросла в обществе чистых тарелок. Заглатывает, как змея, еду, не разбирая вкуса, следя за тем, чтобы тарелка оставалась чистой. Иначе – куда деть тревогу?

Ее бывший парень говорит, что она ест "как на пожар", так, как будто бы она в тревоге. Жадно, быстро, не жуя. Стеклянные глаза. Он даже анекдотом пытался ее развеселить, о кошкиных глазах в момент справления большой нужды. За что и получил отставку. А нечего смеяться над святым и резать своим солдафонским юмором прям по живому!

Жанне, конечно, неприятно, она стесняется, что кушает, как бегемот, одним глотком, но… чинно кушать выше ее сил. Тревогу можно заглушить лишь плошкою «еды», которая упала камнем на желудок.

А мама… мама продолжает вить веревки из нее. И девушка ругается, скандалит, но только лишь наедине с собой, когда повесит трубку телефона. После  обычного: «да, мама, да», - процеженного сквозь скрип зубов. Как цирковая лошадь поступает. Иное выше ее сил. Все тот же Бег по кругу.

И ведь такое дело - Жанна уже выросла. И интернат ей не грозит. Скорее, это заведение, «дом престарелых», грозит теперь ее родителям. Еду за шиворот ей не посмеет высыпать никто. Но все равно спокойнее, когда в тарелке уже чисто.

Как отучаться от привычек, которые получены… в гипнозе?

Не стоит удивляться, гипноз – обычное и ежедневное состояние сознания. Каждый из нас бодрствует более или менее. Многие живут в гипнозе, именно их выбирают эстрадники для демонстрации на публике.

Состояние гипноза обычное в смысле «ежедневное», а уникальность его в том, что в этом состоянии все принимается «на веру», без применения критического фактора мышления.

Откуда может взяться у ребенка критический фактор мышления в отношении родителей? Ребенок пока несмышлен, чтобы иметь систему стройного мышления. И что сказала мама – это правда и истина в последней инстанции.

Это Мама создает критические факторы мышления у дочки, например, рассказывая о дедушке Морозе. Когда во дворе дети скажут, что нет никакого Мороза, Жанна будет спорить до драки. Раз мама сказала, значит Мороз есть! Вот он, критический фактор мышления, с помощью него Жанна отвергает слова ровесников.

Дети лет до семи почти всегда погружены в гипноз. У них идет только процесс познания, критические факторы только создаются. И закрепляются в результата опыта жизни. Мама ругается, брат дерется. Значит все верно. Надо прикинуться ветошью, сидеть и не отсвечивать, а если заметили тебя – надо все быстро съесть и улыбаться.

Пересмотреть детские установки (обойти критический фактор мышления) можно также в гипнозе. Уже погружаясь туда сознательно, с целью терапии.

Можно знать причину своих проблем, и даже понимать ее. И негодовать на «цирковую лошадь» у себя в душе. Вот переобучить ту «лошадь» – это только в  погружении. Ведь слов она не понимает. Да и что с нее взять? Волчья сыть, травяной мешок… Только и занята, что вопросами Жанниного выживания. Действует так, как умеет.

Хотите перестать быть игрушкою "судьбы" или своих привычек,
желаете снять плюмаж и перья, которые подходят только для выступления на арене цирка, с головы вашей "лошади" - добро пожаловать на погружение.

В гипнозе приобрели "вредные привычки" -
в  гипнозе и отдадите обратно, если будет на то ваша Воля.

Да здравствует Праздник Непослушания!

С благодарностью к "Жанне".