Директивная и недирективная психотерапия. Что вам ближе?

"Он свободен — стать самим собой или спрятаться за фасадом, двигаться вперёд или назад, вести себя как пагубный разрушитель себя и других или делать себя и других более сильными — в буквальном смысле слова он свободен жить или умереть". (К. Роджерс)

Тема свободы выбора, несвободы и детерминизма встречается очень часто в литературе по философии и психологии. Многие практикующие психологи настаивают на позиции, которая дословно звучит так: "необходимо принимать клиента таким, какой он есть". 

К. Роджерс, автор, наиболее сильно фокусировавшийся на ценности безусловного принятия, описывал свои представления о психотерапии следующим образом: "Моя цель — понять, как он (клиент) чувствует себя в своём внутреннем мире, принять его таким, каков он есть: создать атмосферу свободы, в которой он может двигаться куда захочет, по волнам своих мыслей и состояний. Как он использует эту свободу?"

Если обратиться к более общему вопросу, на который так или иначе отвечает для себя каждый практикующий психотерапевт, — как происходят изменения в психотерапии, — то выяснится, что единого общепризнанного ответа на него нет. Я бы хотела особо выделить один аспект данной проблемы, — являются изменения в клиенте результатом направленного воздействия извне или возникают спонтанно как следствие особо построенной ситуации взаимодействия между клиентом и терапевтом. Другими словами, должен ли психотерапевт провоцировать изменения определённого рода (есть ли у него фиксированный образ ожидаемого результата, через который он оценивает клиента; разграничивает ли он жёстко "хорошее" и "плохое" в проявлениях клиента) или является лишь свидетелем этих изменений, которые возникают стихийно (что парадоксальным образом не исключает активной роли психотерапевта).

Если обращаться к позиции К. Роджерса, то суть психотерапии заключается как раз в том, чтобы создать человеку оптимальные условия для того, чтобы он "почувствовал" себя и начал уверенное движение в том, направлении которое самостоятельно изберёт, в чем бы это не выражалось: реальных поступках, реакциях, способах мыслить-чувствовать себя и этот мир и т.д.

Несомненная ценность такого стиля взаимодействия между клиентом и терапевтом, когда последний готов к "любому повороту событий" и не имеет конкретных ожиданий по отношению к своему клиенту, на мой взгляд, заключается в том, что в процессе своей социализации ребёнок заведомо встречается с большим количеством более или менее авторитарных фигур. Обучение и воспитание — это направленные процессы, целью которых является формирование личности определённого рода. Они могут учитывать особенности ребёнка, но и это не всегда (индивидуальный подход в общеобразовательной школе просто "процветает"; даже родители иногда большее внимание обращают на свои представления о ребёнке, о том, как ему будет "лучше", чем на самого ребёнка). В первую очередь, процессы обучения и воспитания ребёнка регламентируются через существующие на данный момент в культуре представления о человеке в обществе, а не на каждого отдельного индивида. Именно поэтому самоценной является обстановка абсолютного принятия. Когда человек имеет возможность реализовывать себя так, как он это на данный момент умеет, обратиться к себе, а не получить новую кипу требований, инструкций и ожиданий от "познавшего жизнь" Другого. И уже это имеет мощный терапевтический эффект. Если мы начинаем формировать клиента тем или иным образом (впрочем, я не утверждаю, что клиент при этом непосредственно "формируется" по замыслу "формирующего"), мы пополняем вереницу его учителей и не используем возможность создать для клиента качественно новую ситуацию существования, когда именно он является главной ценностью, когда именно к его интересам, взглядам и переживаниям прислушиваются, отталкиваются от него, а не от чего-то внешнего. Это движение от субъективной реальности к объективной — изнутри во вне, а не наоборот.

Я помню, как была на клинико-теоретическом семинаре. Терапевт работал с клиенткой, имеющей очень непростую историю. Она была психиатром долгие годы, а на момент проведения с ней терапевтического сеанса сама являлась пациенткой, пребывающей в стационаре психиатрической больницы. Это было очень запоминающаяся яркая встреча. Но более всего я помню её конец. После того, как терапевт (он же по совместительству психиатр) объявил, что время их сеанса подходит к концу, и они вынуждены остановиться, пациентка выпалила вопрос, который, в сущности, больше всего беспокоил её все это время: "Скажите прямо. Смогу ли я в дальнейшем практиковать как психиатр или нет?"Повисла долгая пауза. Все в нетерпении ждали, что же будет дальше. Будет ли дан прямой ответ на поставленный вопрос или нет. И ответ дан не был. Мнение терапевта осталось никому неизвестным.

На обратном пути я и ещё несколько студенток, присутствовавших на практикуме, активно обсуждали, что можно ответить в такой ситуации и почему же все-таки он просто не взял и нормально не ответил на вопрос, хотя кто как не он может знать на него ответ (сам психиатр, множество общих знакомых, большой опыт). Почему он "утаил" ответ? Ради того, чтобы соответствовать стандартам метода, в котором он работает; чтобы сохранить своё инкогнито из соображений "правильности" такого подхода? Но вдруг до меня дошло. Он ответил не потому, что он "утаил" ответ на вопрос, и не потому, что он "прилежный" психотерапевт, а потому, что у него нету этого ответа. У него есть все то же самое, что и у пациентки — фантазии, предположения, надежды, переживания, личный опыт. И привносить их, по крайней мере в статусе "знания сверху", не всегда полезно.

Слабое место данной позиции может заключаться в том, что один человек действительно не все может принять в другом человеке. Для каждого существуют границы его "толерантности". И в этом есть здравый смысл. Например, приходит клиент и через какое-то время в атмосфере безусловного принятия сообщает вам о том, что он убивает/насилует детей и получает от этого удовольствие.

Кстати, в Америке данная проблема принимает ещё более острую окраску в аспекте своего влияния на дальнейшую судьбу психолога. Квалифицированный психотерапевт, ведущий официальный приём пациентов, обязан информировать власти в случае сообщения клиентом сведений о совершении им особо тяжких правонарушений (убийство, насилие, в особенности связанное с детьми). В противном случае он может быть призван к уголовной ответственности. При этом… Некоторые крупные психологические ассоциации, например, американское психоаналитическое общество расценивают любое разглашение конфиденциальных данных, как нарушение этического профессионального кодекса. Что при самом неблагоприятном исходе может быть связано с лишением "виновника" лицензии на возможность ведения психотерапевтической практики. И в результате терапевт против своей воли легко может оказаться в ситуации, когда он будет либо осужден уголовно, либо изгнан из профессионального сообщества.

Одна опытная психотерапевт, читавшая у нас лекции в университете, пионер в области психотерапии в нашей стране, делилась своим видением данной проблемы. Она описывала, что транслирует своим клиентам следующее послание: "Я буду поддерживать ваши усилия по изменению вашей жизни к лучшему, но я не готова поддерживать вашу разрушительность по отношению к себе или другим"

Существует альтернативная позиция. Её суть заключается в том, что если мы видим, что человек реализует явно неэффективное, деструктивное для себя или других поведение, способ функционирования, взаимодействия с самим собой и миром, то мы можем вмешаться и тем самым "помочь клиенту".

"Зачем смотреть, как клиент сидит на гвозде, и страдает, когда можно попробовать предложить ему слезть с этого гвоздя? Его страдания в этом месте закончатся. И в "спокойной" обстановке уже можно будет выяснить, как так вышло, что он вообще оказался на этом гвозде и при этом длительное время не замечал этого".

Ещё один способ рассуждения, поддерживающий данную позицию, может быть представлен следующим образом.

Клиент приходит в терапию, испытывая некоторое страдание, дискомфорт. И у него присутствует желание избавиться от этого страдания и решить те проблемы, с которыми он пришёл. Однако проблема клиента может быть неразрешимой в рамках закрепившихся представлений. Поэтому его необходимо "вывести" из этого циклического бесперспективного состояния, в чем бы оно не выражалось (описать его можно совершенно по-разному: через особенности переживания, когнитивное функционирование, дезадаптивное поведение и др.). И, таким образом, терапевт есть тот, кто привнесёт нечто новое и "вытащит" своего клиента из непрекращающегося круговорота его несчастной жизни, предоставит ему новые инструменты совладания с собственной жизнью.

Очевидный выигрыш данного понимания для терапевта может быть связан ещё и с тем, что все мы очень занятые, и часто клиенты идут не на долгосрочную психотерапию, а краткосрочное консультирование и требуют наиболее эффективного результата в кратчайшие, иногда фиксированные сроки. Тогда перед консультантом встаёт задача "уложиться" в определённый ограниченный отрезок времени. И с него "спрашивают" определённый продукт. В такой обстановке авторитарная позиция позволяет психологу больше "контролировать" происходящее. Поскольку ничем нефорсированные изменения в клиенте, на мой взгляд, происходят очень медленно. И чем более существенные эти изменения, тем медленнее они будут происходить.

Слабое место, данной точки зрения заключается в том, что, получается, терапевт невольно оказывается судьёй своему клиенту. Решает, что "хорошо" и "плохо" для клиента. Что он делает "правильно", а что нет. И в зависимости от своего представления пытается направлять клиента в том или ином направлении. Свобода клиента в этом случае заключается в том, чтобы доверять терапевту или нет, соглашаться с ним или протестовать, пользоваться его предложениями или пренебрегать ими.

Есть специалисты, которые полагают, что психотерапия не может ни влиять и в каком-то смысле должна влиять на "жизненную философию" клиента. И мне также кажется невозможным, чтобы мировоззрение человека осталось абсолютно прежним после длительной, интенсивной и глубокой работы в психотерапии. Но взгляды клиента на свою жизнь и мир в целом должны изменяться в соответствии со своей внутренней логикой, они естественным образом трансформируются в ходе получения в первую очередьреального опыта. И психолог не должен пытаться целенаправленно менять или формировать их, "доучивая" своего пациента или повышая его "психологическую грамотность".

Моя подруга однажды попросила меня назвать 3 основные вещи, которые, как мне кажется, ей бы стоило в себе изменить. Я ответила, что "не знаю". На что она ответила:"Какая разница, скажи, что думаешь? я же все равно не собираюсь, сделать то, что ты скажешь". И я поняла, что для меня дело здесь вовсе не в том, что она может "послушаться", а в том, что я искренне верю, в то, что я не знаю. В моем представлении готовность к устойчивым качественным изменениям созревает внутри, а затем естественным образом рвётся наружу. И ресурс психотерапии как раз в том, чтобы способствовать этому созреванию, после которого внешние изменения станут в определенном смысле неизбежны.

Позиции клиент-терапевт неравные, асимметричные. Но это вовсе не значит, что один знает больше другого (неважно в силу чего — образования, опыта работы, начитанности или просто за счёт того, что он находится на позиции внешнего наблюдателя), мыслит шире или чувствует глубже. Отношения клиент-терапевт не есть специфического рода отношения между учителем и учеником. Терапевт организует для клиента путешествие в его внутренний мир и сопровождает его на этом пути. Я верю, что при достаточной поддержке и надлежащем руководстве, клиент будет в состоянии найти все необходимые ему средства и ресурсы для разрешения своих жизненных задач.

Таким образом, существует две противоположные философии психотерапии. И я постаралась их для вас максимально полно описать. Мне показалось это может быть интересным, независимо от того, выбираете ли вы психолога или практикуете сами.