Грани невроза. Психотерапевтический случай мазохистического поведения.

В целях соблюдения конфиденциальности все имена и некоторые события вымышлены. Клиенткой дано разрешение на публикацию.

На приеме пожилая женщина, Татьяна, 60 лет, работает бухгалтером на предприятии, где родственник – директор. Проживает с мужем, есть дети старшего возраста, у которых семьи, дети, внуки. Обратилась на консультацию с жалобами на тревогу за близких, плаксивость, обидчивость, напряженные отношения на работе, частые головные боли, подъемы артериального давления до 160/120. Медикаментозной терапии не получала.

На первой встрече передо мной сидела пожилая женщина, очень  напряженная, усталая и молчаливая. Она совсем немного говорила о своей жизни, но была такой скованной и сдержанной, что производила впечатление тех сварливых мамаш, которые часто посещали психологов и врачей ради лечения детей. В беседе про то, что привело ее ко мне она много говорила о соматических жалобах, и совсем чуть чуть про ту жизнь которой она жила до этого и сейчас. В общем, как-то раздражала уже с первых моментов консультации, своим уровнем неосознанности, какой-то мазохистичности в поведении. Татьяна работала бухгалтером после окончания техникума в течение 30 последних лет, работала в разных организациях и ценилась как хороший работник, она занималась работой не только бухгалтера, но и совмещала в себе экономиста, менеджера и кадровика, в общем, широкий спектр работы за зарплату бухгалтера. Она приехала в город вместе со своей семьей - много человек, все до сих пор общаются и на первый взгляд кажутся очень дружной семьей – но как дальше я понял - флер всеобщей любви – только прикрытие тех дисфункциональных, поглощающих семейных отношений в которых чахли и дети и их родители. Она родилась в полной семье, развивалась соответственно возрасту, посещала детский сад. Отец был жестким по характеру, много говорил об уважении к родителям и старшим, активно продавливал воспитание и самое главное уборку в квартире. Училась в школе она хорошо, и вообще была с детства тревожным ребенком, боялась осуждения со стороны родителей. После школы она поступила в торговый техникум на бухгалтера и после окончания сразу пошла работать. Когда я думаю, о ее жизни у меня приходит в голову одна светлая мысль – вся жизнь этой зрелой, сидящей передо мной женщины была посвящена кому-то и чему-то. Из родительской семьи практически без «передышки» она сразу вышла замуж и на данный момент живет в браке уже 35 лет, отношения в семье на протяжении жизни были разными – 2 детей. Муж часто злоупотреблял алкоголем, но как она сама замечает – никогда не забывал про семью, «я смирилась уже с этой мыслью, потому что долго время пыталась его вылечить». И вообще из рассказа можно было почувствовать фон на котором эта большая семья жила – фон тихой, ласковой ненависти. В данный момент Таня живет с мужем, часто бранит его за прием алкоголя, двое сыновей женаты и есть дети, но как сама она говорит – они также злоупотребляют алкоголем, она часто помогает им финансово, да и отношения с сыновьями со слов - оставляют желать лучшего «они по стопам отца идут». 

Семейная система, в которой жила Таня, была настолько яркой, даже в чем-то карикатурной – потому что настолько много слияния и настолько много сдерживаемой агрессии в отношениях я никогда не видел. Она все это рассказывала, совсем не вдаваясь в подробности, так маленькие штрихи к большой семейной картине. Как-то пассивно, голос был глух, немного потрескивал, поза была неизменной на протяжении всей консультации, статичной. Лицо не выражало эмоций, было диспропорциональным в силу слабых неврологических знаков, отечным и каким-то брюзгливым. Даже когда она улыбалась в какие-то моменты моих комментариев относительно ее жизни, эта улыбка больше напоминала оскал. Я обсудил с ней контрактные отношения, она на них легко согласилась, но вот вопрос «с чем же она действительно хочет разбираться» ввел ее в задумчивость. Она ответила, что хотела бы помощи в том, чтобы чувствовать себя лучше, чтобы не было головных болей и стали лучше отношения с близкими.

Небольшая ремарка про соматическое состояние: Таня страдала гипертонией 3 степени с кризовым течением, и самое странное она на протяжении 10 лет не лечилась у врачей соматического профиля, посещала гомеопата. Ее отношение к врачам было негативным. В статусе в подавляющем большинстве преобладали органические знаки.

У меня она с первых моментов терапии вызывала два противоречивых чувства – печали и сочувствия и злости. Но вначале я про это совсем не говорил, учитывая характер встречи – мы закончили обсуждением терапевтического контракта.

На последующей встрече случилась очень странная вещь, Таня пришла в том же состоянии, села также боком, но…принесла с собой тетрадь, я спросил ее – зачем, на что она ответила, что будет записывать мысли или задания, которые как ей кажется, я буду ей давать. Я высказал удивление на это. Она была с теми же сложностями, и мы стали в этом разбираться…

Таня мне казалась абсолютно мазохистической личностью, с настолько размытыми границами, что любое событие в жизни она принимала на свой счет. Она жестко ретрофлексировала, а потом тихонько, но жестко мочила. Она рассказала про случай со своим директором, про которого сначала говорила тихо, но напряженно, но после прояснения этих отношений она сказала, что сильно злиться на него – но после отпуска привезла ему в подарок старинный нож. Я этот случай развернул к ней, и нож оказался уже не таким уж безобидным подарком, она была удивлена, обескуражена. Учитывая органические знаки, Таня была несколько конкретной в восприятии, так что 10 первых встреч было посвящено прояснению тем отношений, семьи, работы, поддержке и «объясняющей терапии», на фоне которой она стала тихонько приподниматься, и был случай когда она напрямую говорила о своем недовольстве – для меня это стало хорошим показателем постепенного разворачивания ее основного способа реагирования. Было странно, как будто как-то неправильно, но на всем протяжении терапии меня не оставляло чувство взрослого ребенка, который обучает мать как ей жить. Я думал о переносе моей клиентки, и про то, как я легко на это включаюсь.

На 14 встречу она вдруг пришла веселой и бодрой как никогда, сияла и рассказала, что впервые  за 3 года собирается в отпуск с мужем. Мы поговорили об этом, она была в хорошем настроении, для меня это было приятно, я глядел на совершенно другую женщину, которая вдруг неожиданно позволила себе чуть больше чем раньше могла.

После возвращения из отпуска она пришла ко мне с четким запросом – начать уход с работы, ее отношения с начальником выстраивались по типу детско-родительских – она всегда ждала, что ее оценят, но сама ничего не предпринимала, занималась закрытием дыр в бюджете и неоднократно спасала предприятие от ошибок руководства, при этом получая очень маленькую зарплату. Вместе мы с ней разбирались в том, как она много делает для кого-то, спасая, переступая себя и ожидая оценки. Было несколько важных интроектов во всей этой истории и терапии: нельзя завидовать людям, нельзя злиться на людей, нужно всегда помогать людям – такие пропахшие и закостенелые что слово зависть для Тани было почти губительным, едва я про это сказал – она резко изменилась в лице, напугалась. Прояснение интроектов снизило ее тревогу по этому поводу, но не избавило ее от них, просто эта невероятно жесткая и крепкая структура персоналити с острыми гранями стала более мягкой что ли, края немножко обтесались.

Вспоминая про начало нашей встречи и первые сессии могу заметить было скучно, но через какое-то время я стал замечать, как Таня сама тянется на терапию, у нее всегда было свое время по средам в 13:00, она никогда не опаздывала и не нарушала сеттинг, для нее наши встречи стали глотком свежего воздуха, хотя для меня было странно что на 2 встрече она сказала про сессию как про «процедуру», лишая себя ответственности. Но к 6 сессии она стала более активной, вступала в палемику и конфронтацию, сначала из под низа, залезая ко мне на шею, позже, когда я ей это показывал она как маленькая обижалась, и мы снова вместе начинали разбираться. Я к ней стал испытывать что-то большее чем просто раздражение от ее хитрого, тихушного способа, мне кажется передо мной стала приоткрываться очень объемная картина зажатой в тисках убеждений и долженствований женщина с невозможно прозрачными границами. На всем протяжении сессий я был для нее опорой и одновременно маркером того, что мы отдельные, она как будто стала это замечать, по чуть чуть. И наш разговор уже не выражался в ее «обучении», скорее чем-то он стал похож на диалог-доказательство.

Последние 2 встречи были посвящены ее страхам обращаться к врачам, понимая, что большую часть соматической симптоматики необходимо лечить у врачей, но она так рьяно отстаивала позицию ненависти к медицине, при этом снижалась память, зрение, отмечались кризы. Я исследовал что это за страх, почему так сильно не хочется к врачам – за ним стояло также укоренившееся мнение о том, что медицина не помогает, а колечит, хотя Таня сама отмечала, что даже ее мама 2 раза в год (инсультная патология) лежит в неврологическом отделении. Я скорее мягко противостоял ее нежеланию, заходя через родителей, через казалось бы банальные, но недоступные Тане мысли о здоровье и нездоровье. На одной из них она со скрипом согласилась, но я чувствовал, что это не ради нее, а ради меня, и на следующей встрече прояснил это, давая ей самой право выбирать, приводя полную картину ее состояния, и возможностей обращения за помощью. На этом наши встречи на время прекратились, так как по показаниям Таню госпитализировали в неврологическое отделение для последующего обследования и лечения.